Эрих Ремарк - Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса]
— Скорее! Черт бы тебя побрал! Что ты там еще ищешь?
Бергер нашел наконец подходящий труп — из Малого лагеря и без выколотого на руке номера. Он стащил с него куртку, достал из-за пазухи одежду 509-го с номером и надел ее на труп. Потом положил снятые с мертвого вещи на кучу одежды и вытащил снизу куртку и брюки, которые он заранее припрятал. Обмотав ими свои бедра, он напялил сверху брюки и застегнул куртку.
— Готово.
Бергер тяжело дышал. Перед глазами у него плыли черные пятна. Драйер обернулся.
— Все в порядке?
— Да.
— Хорошо. Я ничего не видел и ничего не знаю. Я был в уборной. То, что здесь произошло, — это твоя работа. Я ничего не знаю, понял?
— Понял.
Подъемник, груженный раздетыми трупами поехал наверх и вскоре вернулся обратно пустым.
— Сейчас я пойду наверх и позову тех троих, грузить подъемник. Ты все это время будешь здесь один, понял?
— Понял.
— А список…
— Я принесу его завтра. Или уничтожу, если хотите.
— Я могу положиться на это?
— Конечно.
Драйер на минуту задумался.
— Ты ведь теперь и сам увяз в этой истории. Еще глубже, чем я. Или нет?
— Гораздо глубже.
— А если все-таки узнают…
— Я буду молчать. У меня есть яд. Я им ничего не скажу.
— Да, у вас, как я погляжу, есть все. — На лице Драйера отразилось что-то похожее на уважение, внушаемое достойным противником. — А я и не знал этого.
«Иначе был бы осторожнее, — продолжил он про себя. — Эти проклятые полудохлые твари! Даже с ними надо держать ухо востро».
— Начинай пока грузить подъемник. — Он собрался было уходить.
— Возьмите вот это, — остановил его Бергер.
— Что?
Бергер положил на стол пять марок. Драйер сунул их в карман.
— И то дело… Что я, зря рисковал, что ли…
— На следующей неделе будет еще столько же…
— Это за что еще?
— Ни за что. Просто пять марок. За сегодняшнее.
— Ладно. — Драйер растянул было губы в улыбке, но тут же скривился от боли: он позабыл про фурункул. — Мы ведь в конце концов не звери. Если надо помочь товарищу — о чем разговор!
Он вышел. Бергер прислонился к стене. У него кружилась голова. Все оказалось проще, чем он ожидал. Но он не строил себе иллюзий. Он знал, что Драйер все еще ломает себе голову, как бы прихлопнуть его. Пока залогом его безопасности будет скрытая угроза — намеки на подпольное движение — и обещанные пять марок. Драйер обязательно подождет следующей недели. Уголовники никогда не упускают своей выгоды. Эту истину они хорошо усвоили на примере Хандке. Деньги достал Левинский со своей группой. Они выручат и на этот раз. Бергер пощупал куртку, которую он намотал на себя. Она держалась крепко. Со стороны ничего не было заметно. Его собственная куртка даже и теперь свободно болталась на нем. Во рту у него пересохло. Труп с фальшивым номером лежал перед ним. Он стащил с кучи мертвых тел еще один труп и положил его рядом с первым. В это мгновение сверху в шахту загремел очередной труп. Наверху начали работу.
Вернулся Драйер с тремя заключенными.
— А ты что здесь делаешь? — заорал он на Бергера. — Ты почему не наверху?
Это было нужно для алиби. Трое других должны были запомнить, что Бергер оставался в подвале один.
— Мне надо было еще тащить один зуб, — ответил Бергер.
— «Надо было»!.. Тебе «надо» только то, что приказывают, понял? Иначе тут с вами греха не оберешься.
Драйер уселся за стол, обстоятельно разложил свои бумаги.
— Начинайте! — скомандовал он.
Шульте пришел чуть позже. Он достал из кармана «Поведение в обществе» Адольфа Книгге и углубился в чтение.
Они продолжали раздевать трупы. Скоро очередь дошла до того, на котором была куртка 509-го. Ему удалось сделать так, что им занимались другие. Он слышал, как они прокричали номер «509». Шульте не поднял головы. Он углубился в классическую книгу об этикете и как раз читал о том, как следует есть рыбу и раков. В мае он рассчитывал получить приглашение родителей своей невесты и не хотел ударить лицом в грязь. Драйер равнодушно записывал сведения об умерших и сравнивал их с рапортами старост блоков. Следующим опять был труп какого-то политического. Бергер намеренно занялся им сам. Он назвал его номер чуть громче обычного и заметил, что Драйер вскинул глаза. Потом он принес к столу его вещи. Драер вопрошающе посмотрел на него. Бергер многозначительно закрыл и открыл глаза. После этого, взяв щипцы и фонарик, он склонился над трупом. Он добился своего. Драйер думал, что имя того, кто остался жить, того, кого ему сегодня подсунули, — это имя, которое он только что услышал. Потеряв след, он теперь не сможет выдать 509-го.
Отворилась дверь, и на пороге появился Штайнбреннер. Следом за ним вошли Бройер, хозяин штрафного бункера, и шарфюрер Ниманн. Штайнбреннер улыбнулся Шульте.
— Мы пришли тебя сменить. Приказ Вебера. Вы уже заканчиваете?
Шульте захлопнул книгу.
— Сколько осталось? — спросил он Драйера.
— Четыре трупа.
— Хорошо. Заканчивайте.
Штайнбреннер прислонился к стене, исцарапанной ногтями повешенных.
— Заканчивайте, заканчивайте. Мы не торопимся. Потом пришлите нам тех пятерых, которые работали наверху. У нас для них маленький сюрприз.
— Да, — подтвердил Бройер. — У меня сегодня день рождения.
— Кто из вас 509-й? — спросил Гольдштейн.
— А что?
— Меня перевели сюда.
Был уже вечер. Гольдштейна и еще двенадцать заключенных отправили в Малый лагерь.
— Меня послал к вам Левинский, — сказал он, обращаясь к Бергеру.
— Ты будешь в нашем бараке?
— Нет. В 21-м. Так получилось. Времени было мало. Потом, может быть, переберусь к вам. Просто надо было срочно уносить оттуда ноги. А где 509-й?
— 509-го больше нет.
Гольдштейн вскинул глаза.
— Умер? Или спрятали?
— Ему можно верить, — сказал 509-й, сидевший рядом с ним. — Левинский в прошлый раз рассказывал о нем.
Он повернулся к Гольдштейну.
— Меня теперь зовут Флорманн. Что нового? Мы давно о вас ничего не слыхали.
— Давно? Два дня!
— Это много. Что нового? Иди сюда. Здесь никто не услышит.
Они сели в стороне, поодаль от других.
— Вчера мы в 6-м блоке слушали по нашему радио новости. Англичан. Правда, из-за сильных помех мало что поняли, но одно сообщение расслышали хорошо: русские уже обстреливают Берлин.
— Берлин?
— Да…
— А англичане и американцы?
— Про них мы ничего нового не узнали: во-первых, помехи, а во-вторых — мы боялись, что нас накроют. Рурская область[12] окружена, и они уже давно перешли Рейн — это точно.
509-й смотрел на колючую проволоку, за которой под низкими грозовыми тучами пламенела полоска заката.
— Как медленно это все тянется…
— Медленно? Это ты называешь медленно? За год германские войска оттеснены от России до самого Берлина и из Африки до Рура! И ты говоришь — медленно?
509-й покачал головой.
— Я не о том… Я хотел сказать: медленно для тех, кто здесь. Для нас. Вдруг стало медленно! Неужели ты не понимаешь? Я сижу здесь уже много лет, но это — самая медленная весна за все эти годы. Я говорю «медленно», потому что это так тяжело — ждать.
— Понимаю. — Гольдштейн улыбнулся. На сером лице его тускло блеснули белые, словно испачканные мелом, зубы. — Это мне знакомо… Особенно ночью. Когда не можешь уснуть и не хватает воздуха. — Глаза его не улыбались. Они были по-прежнему безучастны к тому, что он говорил. — Тогда это, конечно, медленно. Чертовски медленно!..
— Это я и имел в виду. Пару недель назад мы еще ничего не знали. А теперь уже кажется, что все идет медленно. Странно — как все меняется, когда появляется надежда! Когда опять ждешь. И боишься, что они все-таки доберутся до тебя.
509-й вспомнил о Хандке. Опасность еще не миновала. Их махинации с трупами в крематории, может быть, было бы и достаточно, если бы Хандке не знал 509-го лично. 509-й просто умер бы, превратившись во Флорманна, так же как Флорманн воскрес, превратившись в 509-го. Официально он был мертв, но он все еще находился в Малом лагере. Ничего другого пока не получалось. Они были рады уже хотя бы тому, что староста блока 20, в котором жил Флорманн, согласился подыграть им. 509-й теперь должен был быть осторожным, чтобы Хандке его случайно не увидел. Он должен был быть осторожным еще и потому, что его мог предать кто-нибудь другой. Да и Вебер мог узнать его во время какой-нибудь неожиданной проверки.
— Ты один перебрался сюда? — спросил он Гольдштейна.
— Нет. Еще двое
— А еще кто-нибудь придет?
— Наверное. Но не официально, не через канцелярию. У нас спрятано человек пятьдесят. А то и шестьдесят.
— Где же вы их всех прячете?
— Они каждую ночь меняют бараки. Спят в разных местах.
— А если эсэсовцы потребуют их к воротам? Или в канцелярию?
— Они не пойдут.
— Как?.. — 509-й выпрямился от удивления.
— Они не пойдут, — повторил Гольдштейн. — Эсэсовцы уже потеряли точный контроль за людьми. Неразбериха в лагере с каждым днем все сильнее. И так уже почти месяц. Мы для этого сделали все, что могли. Люди, которых ищут, то якобы ушли с рабочими командами, то просто как сквозь землю провалились.
